Название: Slipped
Оригинальное произведение тут
Автор: Lady X aka Xin Rei
Жанр: Яой
Пейринг: Нерги/Киано
Варнинг и рейтинг: NC-17


...Стоявший в дверях спальни Нерги невольно залюбовался: накормленный и более-менее ухоженный пленник в обычном состоянии забытья сидел на кровати, и кожа его, благодаря стараниям слуг, блестела от масла. От терпкого розово-сандалового аромата становилось дышать еще трудней, да и таинственные компоненты, оказывающие возбуждающее действие, уже сделали свое дело. Оборотень сидел уже нетвердо, борясь за каждый вздох, словно только что из парилки, и цеплялся руками за простыни, чтобы ненароком не завалиться назад.
Мой сладкий...
Рыжий беспрепятственно уселся рядом с полуэльфом, и тот вздрогнул, но было это уже так пьяно и плавно, что походило скорее на рассчитанное заигрывание, а не на сопротивление.
    Темный, старательно игнорируя тоскливую пустоту в глазах волка, подвинулся ближе. Притянул пленника к себе, погладил по спине, очерчивая контур влажных бусинок позвоночника, подрагивающих лопаток.
-Пусти меня к себе, - шепнул он в самое ушко, - слушайся, моя игрушечка.- Обычно это звучало издевательски. Но сейчас вышло особенно нежно.
    Нерги ненавязчиво подвинул плотную продолговатую подушку с кисточками к коленям полуэльфа; ладони заскользили, поглаживая, по груди, по внутренней стороне бедер. Поза, которую его заставляли принять, была унизительной и пробуждала слишком много воспоминаний даже в таком беспомощном состоянии, но он слишком быстро понял, что перечить своему мучителю бесполезно. Оборотень прижался щекой к царапающей вышивке верхнего покрывала, ощущая под животом твердый валик недавней подушки. А его уже смазывали чем-то прозрачным и холодящим кожу, со жгуче-едким запахом. Очень скоро Нерги навис над ним, почти ложась сверху, не отрывая руки от судорожно сжатых мышц и покрывая поцелуями холодные плечи.
    Как ни пытался Киано цепляться за враждебные воспоминания, рыжий был нетороплив и бережен, и не было не только возможности увернуться — настолько все было откровенно — но практически отсутствовало и рефлекторное напряжение. В этом неестественном расслаблении полуэльф винил таинственную мазь, от которой все кружилось и парализовывало даже мысли,- но меньше всего хотелось верить колдующим над ним рукам, чуткость которых казалась преступной. И дурнота отступила: просто потому, что думать стало невозможно.
 
   Старания темного увенчались успехом: Киа стонал вовсе не от боли. Предчувствие проникновения было таким сильным, что тело, доведенное до предела чувствительности, изгибалось само, внутри все сжималось и пульсировало. Волк спиной ощущал насмешливый изучающий взгляд рыжего. Тот не прекращал ласки, дразня, не давая остыть. Малиновый румянец на щеках оборотня только раззадоривал.
   Когда Нерги подхватил пленника за бедра и насадил на себя, дыхание в груди Киа сперло; он вскрикнул и, как ни был возбужден, болезненно сжался. Темный тут же прочертил ногтем по напрягшимся соскам; услышав сдавленный всписк, тут же погладил. Киано прерывисто ахнул, позволяя мышцам чуть расслабиться. Тот продолжал движения, поддерживая за ягодицы, любуясь тающими алыми следами от страстных касаний. От осязаемой смеси ненависти-напряжения и беспомощности военачальник чуть не потерял над собой контроль. Найдя самую чувствительную выпуклость, заскользил ласково, а потом все чаще и чаще, не давая опомниться. Полуэльф отреагировал румянцем, разливавшимся по всему телу, и стонал под Нерги уже в голос, прокусив губу до крови и судорожно стараясь вцепиться рыжему в запястья.
    Они вскрикнули оба; переплетенные пальцы словно прожгло насквозь — рыжий не удивился бы, если на них остались опаленные точки. Нерги провел рукой между ног волка и не удивился, ощутив липкую влагу. Какой же он желанный — аааааххх... Один только взгляд на такого Киа  - мягкого, словно масло, шелкового, трепещущего — лишал рассудка, а поцелуи, прикосновения, скользящая по бархатной восставшей плоти ладонь заставляли изливаться следом.

...Когда оборотень начал понимать, что Нерги действует на него как ненавистное, но эффективное средство умерять страдания? В мозгу по-прежнему билось яростное «убью», но муки с первым же прикосновением отходили на второй план. Даже ненависть не смогла остановить дикое телесное желание.
   Когда проклятое Нергино бесстыдство взяло его на абордаж? Когда темный эльф впервые обратил внимание, что пленник неудовлетворен? Когда брал так нежно, что измученное тело не отторгало насильника? Или когда стаскивал безвольного, распластавшегося под ним Киа на самый край кровати и вгонял в совершенное беспамятство?
    Тогда у полуэльфа не оставалось ни одной — ни восторженной, ни кощунственной мысли. И проходила вечная, пронзающая до костей боль.   
   А начиная с самого утра и особенно к вечеру ожидание отсутствия пыток -  этот уродливый в своем блаженстве наркотик — становилось настолько ему необходимо, что Киано выгибался и скручивался на постели, как последняя шлюха. Одно упоминание о ночных непотребствах и предательстве собственного тела заставляло желать смерти рыжеволосому мерзавцу. Как часто, сквозь удушающую пелену проклятия, оборотень в деталях представлял, как убивает его. Ножом. Мечом. Голыми руками, перегрызая глотку - на самом пике. Противоестественная страсть стала для его персональным ядом. И персональным лекарством. Палкой в колесе бесконечных мучений.
   Рыжий чувствовал это прекрасно. Он видел, как шарахался от него Киано — пока телесный дурман не начинал действовать. Собирал губами злые слезы, смакуя горькую ярость и беспомощность с каждым насильным поцелуем, и пытливо смотрел в лицо — следя за каждой реакцией. Забавно... у маленького упрямого волка даже облегчение было исполнено стыда и досады. И эта упертость до последней степени не могла не вызвать улыбки и желания вогнать в еще большее смущение.
Итак, у Киа не было другого выхода. А ненавистный рыжий совмещал приятное с полезным. И, только наступал вечер и слуги совершали над пленником все надлежащие омовения, Нерги приходил и опять брал его — милостиво и безжалостно. Как страстно любимую собственную вещь.
В затылок при любой попытке думать словно раскаленные иглы вонзались. Киано бесслезно всхлипнул, терпя из последних сил. В кого он успел превратиться за этот... а сколько он здесь? Он давно потерял счет времени.


***
Время близилось к полудню. Солнечным лучам надоело несмело скрестись в окно военачальника мягкими лапами, и жара начала ощущаться даже сквозь плотные шторы. Сиятельный лорд, однако, и в ус не дул, и тогда в дверь поскребся слуга — древний, как сам хозяйский род, и знающий обоих братьев еще с пеленок. Просеменил через всю комнату, поднял один сапог, другой, укоризненно покосился в сторону кровати, разбирая ворох вывернутой как попало одежды. Нерги спал как младенец; из-под одеяла, помимо рыжей шевелюры, виднелись спутанные черные волосы. Все эти месяцы тощий оборотень не выводился из его постели, и целители только молча вздыхали, изо дня в день накладывая чары на... ммм... одни и те же места, но противиться приказу не смели. После ночных эскапад лорда парнишку часто не держали ноги, да и есть он мог с трудом — и то только после того, как его более-менее приводили в порядок. Пожилая знахарка, бормоча под нос заговоры вперемешку с упреками, накладывала очередной магический морок, и полуэльф уходил уже сам — как новенький. На вид.
- Вам бы и вставать уже пора, лорд Нерги... дело-то к обеду идет,- прозрачно намекнул слуга, раздергивая портьеры. Такие вольности в личных покоях дозволялись только ему: младший лорд милостиво списывал это на возрастной маразм.
- Пошел во-он, - мурлыкнул темный эльф, тиская горячего со сна Киа под одеялом. Тот начал вяло отпихиваться, услышав шаги и скрип двери. Судя по необычно мрачному виду, он не спал, и уже давно. Только вот встать мешала наглая горячая лапа. Видно, Нерги снился очень хороший, полный приключений сон.
- А про приглашение короля вы тоже забыли? - продолжала интересоваться нахальная прислуга.
- Да имел я этого короля... - радостно гыгыкнул рыжий уже более членораздельно. Но глаза открыл и ме-едленно стащил ноги на пол. Видимо, упоминание о брате (а скорее о том, кто стоит за ним) все-таки произвело должный эффект.
Оборотень тут же зажмурился. По пыхтению и шороху он догадывался, что Нерги с грехом пополам натягивает поданную слугой одежду. И поморщился, когда эльф на прощание потрепал его по щеке. Дверь скрипнула вновь.
- Долг зовет, золотце. Ты тоже не залеживайся тут, - и темный вышел,  задержавшись на пленнике взглядом и привычно отмахиваясь от наставлений слуги.


Ну слава Единому, ушел. Наконец-то можно вздохнуть свободно, - насколько это позволительно под действием ошейника. И попробовать — хотя бы немного попытаться -  вспомнить...
Киано не мог найти себе места: уже какую неделю настойчиво стучал в уши будоражащий вой. Под действием сдерживающего заклинания полуэльф не осознавал толком, что ему снится, с кем он бежит по серебристой и росной траве, чьи глаза сверлят его, безостановочно призывая. Но в такие ночи спал он плохо и не мог отделаться от гнетущего беспокойства. Что-то было не так - с ним, с окружающим его миром. Но осознать мешали чары. И ласки — навязчивые, действующие хуже чар.

Утро и вправду выдалось праздничное —  непонятно, с чего. Солнце, словно в насмешку, играло на влажных листьях в рощице напротив, зайчиками резвилось на стеклах раскрытых оконных створок. В поместье кипела по-утреннему бурная деятельность: грохот посуды из нижних кухонных помещений был слышен даже в верхних спальнях, где сейчас находился пленник; слуги перетрясали ковры, убирали последствия «творческого» ночного беспорядка в замке и спальне — в частности. На соседнем специально огороженном поле резвились роскошные жеребцы демонических кровей — гордость Нерги. Сам младший лорд разминался внизу со своей всегдашней парой мечей, и вся тренировка казалась танцем, каждый удар был легким, металлический лязг - музыкой, радужные молнии переплетались со свистом клинков. Порой темного несло, и атаки были слишком яростными. Но пленник, которого на короткое время оставили в покое, едва ли замечал все это и смотрел, не видя. Взгляд тускло скользил по блестящей от пота коже, налитым силой мышцам рыжего эльфа. Киано, забывшись, предавался собственным тягостным думам, подставив лицо живительным лучам.
Кто зовет его? Как? У него кто-то есть? Кому он — такой - еще нужен?...

Волк выходил из забытья дважды: когда его одели и заставили впихнуть в себя хоть немного еды. Одиночество казалась благословенным, и меньше всего хотелось услышать уже ставшие знакомыми шаги: то сапог,  то легких кожаных туфель. Он научился узнавать Нерги, чувствовал эту безбашенную и опасную ауру, когда темный еще только поднимался по лестнице в спальни.
И вот сейчас рыжий уже распахивал дверь — чуть ли не с полпинка, весь на взводе, голый до пояса и явно сполоснувшийся: с волос капала вода, - но это его не остудило. Скорее наоборот. Он же еще не получил своей утренней дозы.
- ...к демонам аудиенцию, - успел расслышать оборотень, и дверь захлопнулась.
Несмотря на заливавший комнату свет, пленник на мгновение ощутил себя в темнице.

... - К делу, к делу, - с усмешечкой приговаривал Нерги, стаскивая с пленника штаны и с явным отвращением освобождаясь от своих собственных, прилипших к коже. - И пусть весь мир подождет. Ну же, открой ротик, Киа. Ты забыл, что от тебя требуется? Ты сегодня просто бревно бревном!..
Ротик Киано открываться упорно не хотел, требование, а потом и приказ встать на колени тот упорно не исполнял. Нерги возвел глаза к небу, но попыток раскачать игрушку не бросал. Что не так? Больно? Да быть не может. Богатейший опыт, которым темный так гордился, просто не мог подвести. Исцеляющие чары или чары забвения легли криво?
- Ты что себе позволяешь, а, куколка? Кончай дремать и выделываться, когда я говорю тебе, что делать.
Пальцы опять теребили, тормошили, поглаживали, добиваясь ответа тела. Миг — и рыжий уже навалился сверху, требовательные губы накрыли плотно сжатый рот полуэльфа.
И вот опять этот зов! — на уровне подсознания: тревожный, траурный, вызывающий, будто на какой-то тайной речи: по нервам, словно по струнам. И нахальные пальцы, стремящиеся к самому сокровенному... Оборотень замотал головой, чувствуя накатывающий приступ ярости и за ней - боли. Едиииный... ему бы разобраться со всем — потихоньку, в  одиночестве... но только бы этот не лез сейчас!
Киа еще раз мотнул головой, сжал челюсти и услышал сдавленное ругательство. Кажется, он кусанул Нерги за что-то чувствительное и мягкое. Мысленно он взмолился, чтобы это «что-то» было самой главной мужской гордостью темного эльфа.
И заработал ощутимую пощечину. Над собой он увидел злющие глаза рыжего — близко-близко,- а потом и сине-красные следы от зубов у нежной кожи соска.
Нерги держал его за подбородок, медово улыбаясь; прежней ленивой нежности ни в одном глазу.
- Вот же дерьмо, а! Что сегодня с тобой такое, деревянный ты мой!.. Тебя отшлепать за непослушание? напомнить, кто я? Отыметь пожестче?
Киано инстинктивно оскалился — совсем по-волчьи. В нынешней постоянной полудреме было невероятно сложно понять, кто внушил ему это. Будто все отвращение к насилию, каким бы чувственным оно ни было, слилось в одно — и вырвалось наружу ненавистным равнодушием. Мстительным взглядом в упор. И плевком в лицо — он сам от себя не ожидал  - но Зов, сбивающий отупение, словно дернул за правильную струну.
В ответ Нерги ударил так, что и голова встряхнулась, и сбился слабенький «сонный» канал.
- Что я ви-ижу? - томность интонаций зловеще перемешивалась с металлом; Нерги стал странно похож на Инъямина — действовал вдвое спокойней и методичней, будто в нем тоже что-то перещелкнуло. Вместе с жаждой телесной жаждал причинить боль. И причинял с особым шиком — так, что ошейник стал давить вдвое туже, а последние разумные остатки выветривались из головы, как сухие листья.

Сначала не было ничего из ряда вон выходящего. Темный плюнул на смазку, на долгие прелюдии и перевернул пленника на живот. Тело помнило, что ему уже доводилось переживать такое — и в сотни раз похлеще. Ну вот, наконец-то, показал свое реальное лицо, - мелькнуло где-то в подкорке. Киа уже представлял в деталях, как это будет. Всухую. Если забыться и попытаться расслабиться, то все гораздо....
- Ааааа!!....
Да нет. Он забыл. После всех болезненно сладких ночей с темным эльфом, после его ласковых пальцев и развратного языка он умудрился забыть, КАК это может быть жестоко. Вместо мечей, которыми рыжий так виртуозно орудовал — сейчас это почему-то вспоминалось — внизу, он использовал свое тело.

А потом Нерги вытащил откуда-то тонкую, гибкую плеть. И понеслось. На этот раз он не давал оборотню ни забываться, ни расслабляться. Он знал его... он и вправду его знал — каждую болевую точку, и от выверенных ударов глаза невидяще распахивались. После такого даже легчайшее прикосновение заставляло вздрагивать от боли и только от боли. Пылать не желанием, а нездоровым лихорадочным жаром. И еще  было что-то...  но сейчас он просто не мог ничего понимать, кроме оттенков страдания. Его будто змеиными языками лизало... будто... Остальное он яростно выплакивал, вцепившись зубами в подушку.
Потом поток ударов прекратился, и Киано смог наконец нырнуть в омут спасительного забытья. На минуту показалось, что Нерги даже нет в комнате. Но теплота его тела говорила о том, что эльф все еще рядом — над ним...

Только когда простыни стали странно мокрыми, липкими и прохлада немного привела его в чувство, пленник осознал, что на самом деле пущено в ход.
Тонкие лезвия скользили по груди, оставляя узкие, наливающиеся сочно-алым полосы. Не мечи-близнецы, но нечто более опасное и изящное, что могло скрываться в рукавах или за голенищем сапога. Острия кружили по шее, соскам, предплечьям. Капельки крови жадно слизывались; язык прорисовывал ту же замысловатую траекторию; почти ласково перерезались запястья и обцеловывалась каждая истекающая кровью венка. Потом одной лишь силой взгляда темного лорда Киа переворачивало лицом вниз, и вензеля продолжали выписываться на распухшей коже, как на холсте художника: на спине, ягодицах, внутренней стороне бедер. А Нерги пьянел все больше, и от финального аккорда — смачного удара с проворотом в сердце - удерживало только то, что никакие маги не могли бы возвратить оборотня к жизни после такого. Да и на потенции кровопотеря скажется. А игрушку хотелось оставить при себе подольше... даже если и приходится наказывать ее так жестоко. Так за дело же, правда?....

Рыжий со смаком облизал ножи и оглядел дело рук своих.
Киано был оглушен и вымотан так, что не было сил даже плакать — вместо стонов с губ срывались только редкие приглушенные вздохи. Разнообразие испытываемых мук, как букет отравленного вина, оставляло нетронутым и даже разжигало только одно чувство: животный страх. Страх не выдержать. Сейчас ему было нечем защищаться, кроме собственной гордости. И та уже давно была  растоптана — сначала бесстыдной, изощренной лаской, потом изощренным же насилием.
Нерги провел окровавленными ладонями по щекам волка, повернул его лицом к себе и прижался — кожей к коже, порами впитывая кровь, купаясь в той, что еще не успела впитаться в ткань. Не поддаться соблазну отыметь его сейчас было бы чрезвычайно глупо. Живая алая медь, текущая между бедер — самая лучшая смазка... правда, куколка? Он шептал в заостренные ушки что-то удовлетворенное, злое, бессвязное, с каждым движением вбивая в Киано беспрекословность отклика и  повиновения. С плавной пляской тела под едва слышные всхлипы бешенство уходило - злость удалось сорвать превосходно, и возвращались дурацкие рефрены, ставшие уже привычными. Нерги больше тяготел к агрессии честной, хорошей битвы и сексу -  в его полноценном смысле, когда удовлетворение получали оба.
И поэтому сейчас было даже немного жаль. Ну что ж ты так, крошечка? Не мог лишний раз открыть ротик?..


В купальни рыжий шел пошатываясь, не озаботившись даже накинуть сверху рубаху. Сил отдать приказ целителям хватило только в осанве — настолько забылось, как это: связная речь. Отдых, отдых, ооотдыыыых... Лежать в воде, глупо ухмыляясь, и перебирать каждую из пережитых кровавых грез, как страницы запретной книги, до которой только-только дорвался... но такие книги эльф вскоре закрывал и еще долго не притрагивался к пурпурному корешку без особой нужды.
А потом — я помню, - ответил он настойчивому мысленному толчку извне. Я приду. Я уже практически иду к тебе, Инъямин. Лечу, ха-ха, на крыльях...

***

Вместо того чтоб собираться в дорогу, Нерги битый час топтался в коридоре —  с полотенцем на плечах и с невысохшими волосами. Над драгоценной забавой лорда колдовал целый полк лекарей и магов, туда-сюда беспрестанно сновали слуги и зельевары. Большегрудые девчонки, морщась, вытаскивали из спальни заскорузлые тюки с бельем и удивлялись, почему эльф по традиции не пялится им в вырез платья..
Рыжий периодически возвращался к себе, смотрел на висящее наготове походное одеяние, спускался в конюшню, вертел в руках чересседельник, будто в первый раз видел подпруги, и под недоуменным взглядом коня возвращался на свой пост опять. Отходя в тень, он усиленно делал вид, что все в порядке. «Не могу найти себе места?» Да ни в коем разе. Просто...
- ...Отойдите ж, чтоб вас, под ногами-то не путайтесь! - заворчала давешняя грозная лекарка, и Нерги аж подпрыгнул. В руках у старухи была тряпка со следами буроватых пятен и большая дымящаяся чашка с водой; сзади пыхтел ушастый эльфенок с коробом каких-то снадобий.
- Жив он, жив, целехонек, -  ответила она на отчаянный невысказанный вопрос.- Так отладили, что и шрамов не останется. Только в себя не приходит, лежит, как прибитый...

Фраза эта стала последней каплей. Рыжий ворвался в комнату, растолкал уборщиков и целителей и почти с испугом уставился на незнакомые восково-бледные черты. Изломанную полуобнаженную фигурку посреди кипенно-белых покрывал.
Киано не двигался и почти не дышал, как в глубоком обмороке: грудь вздымалась едва-едва, под застывшими полуоткрытыми веками виднелись мутные белки. От боли и ударной дозы лекарств и магии, что ему пришлось вытерпеть, он выглядел измученным почти до состояния трупа.
Челядь сама расходилась, посматривая на ссутуленные плечи лорда. Его мучительное молчание было равносильно разъяренному «Все вон!!!».
И тихому «Оставьте меня одного».
Нерги сбросил полотенце и опустился на колени перед кроватью. Взгляд рыжего задержался на сухих, до корок искусанных губах оборотня— единственным признаком того, какими шрамами еще недавно было покрыто все его тело.
Что сказать?
«Ты слишком много думал, - лились привычные фразы. -  Да уж, досталось тебе, красавчик. И зачем тебе все эти мучения - зазря? Ведь ты знаешь, что с этим ошейником  любые попытки заранее обречены на провал.»
Рыжий зажмурился. Нет. Не то.
Он коснулся ладонью закостеневшей спины, подвинулся ближе. Какой холодный! холод шел даже на уровне феа. Даже известный своей толстокожестью Нерги поеживался. В эльфенке было стиснуто все: и зубы, и похолодевшие кулаки.
Но он был жив.
Нерги облегченно выдохнул в прохладную шею, пахнущую травяными настойками, и замер.

Прошло еще несколько томительных минут, и Киа задрожал - мелко-мелко, приходя  в себя; задрожали веки, и по вискам, в густые волосы потекли слезы.
Увидев над собой мутное рыжее облако, волк попытался оскалиться и тут же зашипел: треснула губа.
В синеву бледные щеки. Запавшие глаза. Затравленный взгляд.
Единый, как же ты слаб.
- С возвращением, мой дорогой, - сказал военачальник уже вслух как можно более соблазнительно, слизывая с пересохшего рта красную капельку. - Желаю тебе скорейшего выздоровления. Надеюсь, ты еще не раз исполнишь свои... обязанности.
С этими словами Нерги отстранился и направился к выходу. Ухмылочка приросла к лицу. Руки почти не тряслись. Это потом он будет отводить душу в бешеной скачке навстречу бьющему в лицо ветру.
Половина груза уже упала с плеч. Теперь уже легче. Теперь можно ехать.


***

Очередная аудиенция у Инъямина потребовала несколько больше времени, чем предполагалось. Секретные стратегические идеи, посещавшие голову короля темных, обычно были интересны. В замке брата он мог потягивать горячее вино, устроившись в застеленном мягкой шкурой кресле, и переваривать услышанное. Правда, своими далеко идущими планами Инъямин мог делиться часами, и рыжий военачальник нередко задремывал прямо на середине увлекательной эпопеи: «...как я завоюю мир и заодно размажу по Тропам проклятое волчье племя». А просыпаясь, почти не глядя переставлял костяные фигурки на огромной детальной карте страны - практически как живой, но только уменьшенной копии,- меняя дислокацию войск с тем, чтобы темные если не выиграли битву, то понесли наименьшие потери. И чтоб Нерги ошибся в своих советах хоть раз... он действительно хорошо соображал в военном деле, и за одно это ему прощалось все.

Когда доходило до очередного гениального магического изобретения, Иньямин вновь превращался в избалованного ребенка. Или одно другому не мешало, - одно из двух. Сияя от гордости, он мог с упоением демонстрировать свеженастроченные магические заклинания, зелья с неожиданными побочными – «специально для ведения боевых действий и деморализации противника», добавлял он, многозначительно подталкивая Нерги локтем. Черная магия вкупе с запрещенными снадобьями щедро испытывалась также и на высокородных пленниках, которые Король темных заполучил благодаря гению брата. Рыжий традиционно махал на это рукой, но даже он соглашался с тем, что несчастным не повезло. Крупно не повезло.
- Да не спи ты на ходу, что с тобой такое! – воздевал руки маг в очередном приступе буйной энергии, таща Нерги в один из каменных карцеров подземелий. Король был явно рад показать, в чем преуспел.
Они остановились перед громадной металлической клеткой, за прутьями которой – Нерги еще не видел, но чувствовал – находился кто-то живой.
Рыжий поморгал, приглядываясь – после ослепительного солнца факельный свет казался тусклым. Узник сидел у стены, скорчившись в позе эмбриона. Услышав шаги, он поднял голову, и рыжий почувствовал пронзающие его лучи знакомой ненависти; впрочем, темную натуру, поглощавшую все черное, это особо не волновало. Не должно было волновать. Но сейчас это слишком напоминало его Киано - и заставило поежиться. Впрочем, он ничем не рисковал сейчас: всем было глубоко не до его личных мыслей.
- Кандалы, усовершенствованный вариант! – провозгласил меж тем Иньямин, щелкая пальцами. Нерги усмехнулся пафосности момента, но улыбка сошла с его лица очень скоро. Хоть он и тысячу раз был свидетелем подобных забав короля, сейчас темнота воспринималась чуть ли с благодарностью.
- Железные, как таковые, ему не нужны. Работает не хуже проклятия Властелина. Не хочешь испробовать такое на своем волчонке?
Заискрила фиолетовыми сполохами магия, и полуголое тело узника вздернулось в неестественной судороге: взметнулись и раскинулись руки, разогнулись колени – рыжий явственно услышал хруст в костях, - но с губ пытаемого не сорвалось ни единого стона. На лице Иньямина тем временем отражалась совершенная восторженная детскость; глаза горели, когда пленник безропотно подчинялся ему.  Напряжение в карцере постепенно росло. Изможденное тело совершало болезненные, неестественные телодвижения, но по-прежнему не слышалось ни одного проклятия.
- Под контролем полностью и его тело, и разум, и самое глубокое бессознание, - ответил маг на молчаливый вопрос. Узник тем временем замер в нарочито непристойной позе, отпятив зад и раздвинув ноги. – Более того, с этой магией можно не просто замкнуть ум – можно внушить чужое как свое, взрастить чужую личность. Ту, которая нужна тебе. Даже самый высокородный пленник будет вести себя как шлюха и выболтает последний секрет - сообразно любому моему желанию. Тебе бы это подошло как нельзя лучше, брат мой, - усмехнулся он, - ты бы коллекционировал живые подстилки с таким оружием.
Рыжий едва заметно дернул плечом.
- Только тут есть одно побочное… впрочем, да что оно тебе… Если переусердствовать… -  внимательно посмотрев на брата, Иньямин внезапно выбросил ладонь вперед, - подопытный может не выдержать.
Узник тут же дрогнул, изогнулся в последнем танце и свалился на пол камеры как тряпичный – уже бездыханным.

Нерги не позволил себе прикрыть глаза – хотя очень хотелось. Хотелось ответить, что решение слишком радикальное, что он не готов к такому и вряд ли когда-либо будет. Но привычка успокаивать себя насильно уже въелась в кровь – и так, чтобы не было необходимости компрометировать себя, ставя стену в осанве. И сейчас лицо рыжего было не просто каменной маской – оно действительно было расслабленным. Оно улыбалось.
- Похоже, в этом нет необходимости. Я и так доволен сверх меры, как игрушка ведет себя. Уж поверь, Величество. Чтобы подчинить его своей воле, мне не нужны такие излишества.


…Обычно Нерги приезжал в замок брата, чтобы отдохнуть от бесконечных битв, отключиться и хорошенько покутить – любые куртизанки были к его услугам. Принимали его торжественно, и всю помпезность он воспринимал как должное. Сейчас же богато убранные, с вызывающей роскошью обставленные комнаты только угнетали. Нерги старался не слишком задумываться о переменах в собственном поведении, но они напоминали о себе сами – и крамольными извивами сплетались где-то в подсознании. Сейчас, когда под конец вечера рыжий раскинулся на широкой кровати, в голову лезли отнюдь не фривольные мысли. В глазах стоял Иньяминов подопытный, с искрящимися заклинаниями на кистях и горле.

Он не хотел бы, чтобы с его Киано обошлись – и обращались – так. Он столько работал над тем, чтобы обойти препоны рассудка, проникнуть в бессознательное и заставить отвечать тело – прекрасное тело, наслаждение которым не шло ни в какое сравнение со всеми его предыдущими пассиями и наложниками. Удовлетворение, которое испытывал волк, отдавалось в Нерги троекратно.
Негоже его так мучить. Нет, негоже.
… А что же он сделал с ним из чистого каприза? Зачем, если хотел, чтобы все совершалось по согласию – хотя бы и по согласию тела?..
Он слишком завелся. Красота и сопротивление сводили с ума. Не должно было так портить игрушку только за проблеск собственной воли. Ведь его игрушка была изначально пленником, и сопротивление было вполне законной вещью. Несравненно лучше было бы, если волчонок разделил с ним постель в ясном уме… насколько слаще было бы соблазнять и завоевывать его!.. А с пленными не должно обходиться так жестоко. Он был изначально против – еще в пыточной у Иньямина. Почему же из-за прихоти он теперь превращается в собственного брата?
…Он был неправ.
С кем бы еще пришли в голову такие нехарактерные для него слова?
Нерги перевернулся на постели раз, другой, свивая простыни узлом, но сон не шел. Серые сумерки просачивались из-под тяжелого бархата штор. Сейчас все в замке короля темных казалось неясным, туманным. «В моем поместье было не так, - пришло в голову рыжему. – В моем поместье всегда светило солнце.»

Нерги был рад вернуться раньше обычного, пробыв в гостях только неделю. Мысли о страданиях пленника, оставленного в одиночестве, постоянно шебуршились в голове, и рыжему не были милы ни бойни, ни бабы, ни бесцельное сибаритствование.


…И вот, наконец, все кончилось, наступил день отъезда. Прощальное прикосновение твердой холодной ладони брата едва стаяло с пальцев; его неподвижная фигура, в черном балахоне донельзя напоминавшая замерзшую летучую мышь, до сих пор маячила перед глазами. Стараясь не оглядываться назад, Нерги взлетел в седло и помчал к дому. Ноги так и пришпоривали коня в обход рассудка.
К вечеру он был взмылен почти так же, как и несчастная животина, в голову лезли мысли, достойные истеричной дуры, а перспектива ночевки казалась невыносимой. Но спешиться все же пришлось — у первой попавшейся речки. Рыжий устроился под деревом на расстеленном плаще. Он долго пытался забыться под меланхоличное похрапывание коня и похрустывание травы, а вместо этого полночи смотрел в чернильное небо и налепленные на нем тревожные звезды. С недавних пор они стали напоминать чьи-то измученные мигающие глаза. И темный предпочитал не уточнять, чьи именно.


- …Сладкий, я пришел! – Нерги распахнул дверь спальни, по обыкновению, скидывая верхнее дорожное одеяние еще на пороге. Волк, с убранными жемчугом волосами, полуодетым лежал на кровати, натертый ароматным маслом, с массивными золотыми кольцами на пальцах. Мочки ушей оттягивали сверкающие подвески, а веки были подведены черным. Если бы не потускневший взор, он выглядел бы превосходно, в самый раз для великолепной ночи. Один лишь изгиб тонкой талии, дрожание монеток на широкой, опоясывающей бедра ленте заставляли продать душу кому угодно, лишь бы обладать такой красотой.

Сказать, только бы сказать то, что вертится на языке всю эту неделю. Нерги неторопливо опускался на колени у кровати, борясь с застежками и распахивая рубаху на груди – кожей чувствуя, как в нем прожигают дыры и, затаив дыхание, понимал, что смотрит волк слишком тяжело для просто равнодушного.
- Я погорячился тогда, - без лишних вступлений начал рыжий, так и сидя перед кроватью.- Не бери в голову, куколка, ладно? На тебе ведь не осталось шрамов; целители сделали так, что уже не больно. - Говоря эти слова, он не мог избавиться от ощущения, что все слишком легкоречиво, а тон фальшив.- Не следовало бы тебе сопротивляться тогда, и все  было бы хорошо…
Киано был мрачен и по-прежнему не говорил ни слова, но что-то будто бы зажглось в глубине остановившихся зрачков. Еще минута – и Нерги начнет мяться, как нашкодившая шпана перед строгим наставником. А шкодил он много, и даже когда стал взрослым…
- Что-то ты совсем распоясался в последнее время, - произнес темный эльф, из врожденного духа противоречия пытаясь обратить все в шутку – и не узнал свой голос. Внутри – и почти снаружи, на щеках -  предупреждающе горело.
Прости, куколка, прости. Я сорвался и не должен был так поступать.
И я просто не могу сказать это вслух.
Уголок рта Киано дернулся. Шевельнулась, словно рябью по водной глади, маска – и чего только не было в этой мутной бездне: презрения, ненависти, боли, гнева, унижений…
- Я не твоя куколка, - неожиданно внятно, чуть надтреснутым голосом сказал Киано, глядя прямо на своего насильника. – Я воин. Простить? Я легче заставлю тебя сдохнуть. И так будет, - продолжал он, чуть более хрипло, - ты заплатишь... за каждую… - голос почти сорвался, он невольно прижал руку к губам - ночь…
Нерги остолбенел, увидев, как заискрились на шее и запястьях волка знакомые сиреневые руны.
- Инъямин, не надо!... – Руки сами собой потянулись к дергающемуся на постели волку, и по пальцам шибануло мощной болевой волной. - Он не виноват в том, что говорит и думает!..

Кожа Киа бледнела даже под слоем золотистой пудры, с губ запузырилась, капая, темная кровь. Нерги не мог приблизиться; его словно держали чьи-то невидимые костистые лапы. Все, что он мог – это переживать каждую судорогу оборотня и внутренне умирать с ним – по капле, по капле…
- Нееет!- вскинулся он в последнем рывке –  и проснулся. По спине бежали струйки липкого пота. Прямо в лицо смотрел равнодушный лунный глаз, горели зеленоватыми алмазами звезды, вокруг колыхались ночные травы. Небо давило, и если не считать пронзительного птичьего переклика, вокруг царило отчаянное безмолвие.
Киано…  С ним что-то случилось.
Я все тебе скажу. И не так…

Темный эльф еле дождался рассвета. Все следующие часы он словно догонял солнце, и перестук копыт мешался с бешеным биением собственного сердца. Пусть даже этот сон был блажью перенервничавшего придурка – Нерги и сам не понял, что первый раз признал собственную слабость,- не покидало ощущение надвигающейся беды. И то, что страх за кого-то с недавних пор начал прокрадываться в его бесшабашную душу, было страшно тоже - вдвойне.
Ранняя осень вступала в свои права – с боем, но продвигалась уверенно, шаг за шагом, и листья, хоть и были по-прежнему живыми и свежими, кое-где желтели тревожным лимонным. Оранжевым горела трава на полянах, и сквозь это огненное буйство мчался Нерги – глядя только, только вперед, а над ним менялся в цвете небесный купол: от мрачно-лилового до слепяще-охряного. В самом скакуне с бешеными глазами и капающей с губ пеной тоже оставалось мало от обычной лошади: сейчас в нем, подгоняемая мыслями хозяина, была сильней демоническая кровь. Поглощенный тревожным предчувствием и одним лишь побуждением добраться поскорее, рыжий тратил магию и на жеребца. Костяшки пальцев, сжимающих поводья, побелели. Ветка хлестнула по лицу – а эльф как не заметил. Внутри шептало на разные лады – Киано, Киано, Киано… будь я проклят, если не чувствую, что с тобой и вправду что-то происходит сейчас. Я должен успеть. Должен.

Солнце вышло из зенита и уже начало клониться к закату, когда темный выехал на главную дорогу, ведущую к поместью. Подсвеченный воздух и небо были пронзительно ясными. Нерги позволил себе отдышаться и чуть сбавить темп. Проведя рукой по лицу, он только сейчас заметил, что рот полон песка, а все лицо в незнамо откуда взявшейся цветочной пыльце. Едва разлепив пересохшие губы, пристроился к фляжке с водой – и вспомнил, как в бреду, что последним пил явно не он, а Демон – успел хлебнуть по пути, когда переправлялись через ручей. Ручей? Тьфу, все слилось в одно мгновение.
Оба – и скакун, и всадник -  валились с ног, и уже не было сил дать шпоры. Эльф заметным усилием воли пустил жеребца сбивчивой рысью. Уже можно было разглядеть ожидающего у ворот конюшего и фигурки засуетившихся слуг.

… Внутри было до отвратительности тихо, не считая возбужденно переговаривающихся служанок. Темный не знал и знать не хотел, что к его приезду вычистили ковры, трофейные шкуры, выдраили окна. Нерги и не скрывал безумия во взгляде; он отверг переодевания, ужин, ванны, идя по белоснежному меху прямо в сапогах.

За ручку двери спальных покоев рыжий взялся почти в панике. Он представлял за ними все – от бездыханного тела на простынях до пустой, залитой багряным постели со зловещими  брызгами на стенах. Поначалу Нерги застыл на пороге, как пригвожденный к месту, отличая вымышленное от действительности, и поэтому выдохнул с облегчением, когда увидел живые – живые! - и осмысленные, сверкающие зеленым глаза. О, эта обнаженная, пахнущая теплом и чуть – маслами кожа...
- Прости, я…
Обрадовался - и замолк, увидев, как стремительно приближается к горлу острие собственного меча.